Мы не будем говорить сейчас ни про художников, ни про стили и направления, ни про особенности интерпретации каких-либо произведений искусства. Всё это может быть довольно существенно, но самом деле, с глобальной точки зрения не особо и важно. Поговорим о воображении и его истоках. Почему?
Долгие годы занимаясь искусством, я всегда (для себя лично) пытался определить онтологический статус искусства, то есть, его внутреннюю сущность, не зависимую от интерпретаций, мнений и суждений. Наталкиваясь на разные парадоксы и противоречия современности, а также удивительные идеи прошлого, я подумал вот о чем.
Мы современные люди чересчур самонадеянны в своих суждениях, в своих действиях, поступках и выводах. Нам кажется, что наша картина мира очевидна и единственно верна, даже не потому, что мы самые умные, а просто… ну а как иначе то?
Мы относимся к мифу, преданиям или просто к иным культурам как к заблуждениям, суевериям, как к недостатку знаний о мире. Ну да, может быть интересно, но ведь это глупости и предрассудки. И по сути никакого отношения к реальности не имеют.
Реальность
Вот краеугольный камень современного мировоззрения. Мы постоянно в нее упираемся, постоянно к ней апеллируем, иногда явно, а иногда, подспудно, подразумевая, что и так всё понятно. В основном это самый главный аргумент современного обыденного сознания. Именно современного и именно обыденного. Так как, во-первых, так было не всегда, а во-вторых, если мы посмотрим на передние рубежи науки 21 века, то увидим, что там с реальностью всё не так однозначно.
Так что же такое реальность? Раз мы все время, так или иначе, ее касаемся, я подумал, что надо как-то с этим делом разобраться. А как можно разобраться с понятием или явлением? Двумя способами: либо через суть обозначаемых вещей, либо через само понятие. То есть, или через физику, или через слово, этимологию.
Физика
Наука 20 века в твердые взгляды 19 века внесла много парадоксов,, противоречий и сногсшибательных открытий. То, что казалось ясным и очевидным, вдруг стало рассыпаться как карточный домик. Теории Эйнштейна, Гейзенберга, Бора, Паули, Калуцци, Бома открыли совсем иные миры, многомерные пространства Римана и парадоксальный мир квантовой механики.
Погружаясь в причины вещей в поисках кирпичиков мироздания ученые обнаружили, что атом, казавшийся незыблемой основой твердого мира, совсем не конец. Внутри атома скрывается множество частиц, зачастую ставящих в тупик характером и закономерностями своих проявлений. Квантовая нелокальность, по сути отрицающая привычные причинно-следственные связи, интерференция фотонов, показывающая, что частица ведет себя, то как частица, то как волна, феномен суперструн… Всё это приводит к мысли, что в основе своей мир представляет не твердое вещество, а процесс, бесконечную вибрацию измерений и энергии.
В середине прошлого века, на основе долгих лет поисков первооснов, великий физик Дэвид Бом сделал предположение, что наш мир представляет из себя два связанных мира: Импликативный и Экспликативный. Экспликативный мир — это привычный нам мир вещей и причинно-следственных связей, мир каузальный. Но есть и другой мир, мир когерентных связей, импликативный мир квантовых состояний. Он представляет из себя запредельное пространство потенциальных вероятностей, множественное пространство вариантов. Вариантов, схлапывающихся в материю и процессы под влиянием импульсов из экспликативного мира, который, в свою очередь, не что иное как отражение или сгусток, накладывающихся друг на друга вероятностей квантового мира.
То есть, с привычным нам твердым миром вещей тут как то всё не алё.
Слово
Тогда может попробуем пойти другим путем? Через само слово, через этимологию? Значение слова реальность. Откуда оно взялось — это слово реальность?
Оно представляет собой аналог европейского realite, realism. Которые в свою очередь — калька с латинского res. Это самое res вводит в постоянный оборот знаменитый картезианец Рене Декарт, автор сакраментального «kogito, ergo sum». Декарт в своей модели мира вводит res kogito и res extenza, вещь мыслящую и вещь протяжению, субъект и объект, обозначая res — всю совокупность реального. Но откуда он взял это res?
Декарт ссылается на Аристотеля. И надут сказать, что это сильный аргумент, великий мыслитель всех времен и народов. Но есть один нюанс, у Аристотеля никакого такого res нет. Потому что Аристотель, ясно дело, писал по-гречески, а res слово латинское. Появляется оно у Декарта благодаря поздним переводам Аристотеля средневековыми философами-схоластами, которые этим словом перевели разные непонятные термины, типа единое, сущее и тп. А вообще-то, в латыни res — это юридический термин, означающий что-то вроде общественного договора, совместного дела. Res publica, restitutio. По этому же принципу были построены и русское слово «вещь» и немецкое «denken». Вещь — это весть, вече, то есть сообщение, процесс решения уполномоченных лиц. То же и в немецком.
Иначе говоря, реальность, в изначальном смысле — это социальный консенсус, общественный договор о правилах и нормах, то есть, представление людей о том как должно быть. А по большому счету — воображение. А если вспомнить, что в квантовой физике частица проявляет себя как частица, только когда наблюдатель проявляет к ней внимание… То тут уж, от воображения не отмахнуться. Конечно, это лишь одна из возможных оптик взгляда на мир, но согласитесь, вполне вероятная.
«Воображение! Без этого качества нельзя быть ни поэтом, ни философом, ни умным человеком, ни мыслящим существом, ни просто человеком. Без него нельзя даже просто быть». Дени Дидро.
А, собственно, почему? Почему без воображения нельзя быть человеком и даже вообще быть? Потому, что наше современное представление о реальности как о мире вещей, которое присутствует у большинства людей в формате фонового знания — лишь один из вариантов представления о мироздании. Причем, не только не самый увлекательный, но и не самый обоснованный.
Опыт интуиции воображения
Прежде чем продолжит разговор, давайте проведем мысленный эксперимент, опыт интеллектуальной интуиции, который в случае успеха, позволит проникнуть за пределы устоявшейся у вас картины мира.
Долгие годы занимаясь искусством, я всегда (для себя лично) пытался определить онтологический статус искусства, то есть, его внутреннюю сущность, не зависимую от интерпретаций, мнений и суждений. Наталкиваясь на разные парадоксы и противоречия современности, а также удивительные идеи прошлого, я подумал вот о чем.
Мы современные люди чересчур самонадеянны в своих суждениях, в своих действиях, поступках и выводах. Нам кажется, что наша картина мира очевидна и единственно верна, даже не потому, что мы самые умные, а просто… ну а как иначе то?
Мы относимся к мифу, преданиям или просто к иным культурам как к заблуждениям, суевериям, как к недостатку знаний о мире. Ну да, может быть интересно, но ведь это глупости и предрассудки. И по сути никакого отношения к реальности не имеют.
Реальность
Вот краеугольный камень современного мировоззрения. Мы постоянно в нее упираемся, постоянно к ней апеллируем, иногда явно, а иногда, подспудно, подразумевая, что и так всё понятно. В основном это самый главный аргумент современного обыденного сознания. Именно современного и именно обыденного. Так как, во-первых, так было не всегда, а во-вторых, если мы посмотрим на передние рубежи науки 21 века, то увидим, что там с реальностью всё не так однозначно.
Так что же такое реальность? Раз мы все время, так или иначе, ее касаемся, я подумал, что надо как-то с этим делом разобраться. А как можно разобраться с понятием или явлением? Двумя способами: либо через суть обозначаемых вещей, либо через само понятие. То есть, или через физику, или через слово, этимологию.
Физика
Наука 20 века в твердые взгляды 19 века внесла много парадоксов,, противоречий и сногсшибательных открытий. То, что казалось ясным и очевидным, вдруг стало рассыпаться как карточный домик. Теории Эйнштейна, Гейзенберга, Бора, Паули, Калуцци, Бома открыли совсем иные миры, многомерные пространства Римана и парадоксальный мир квантовой механики.
Погружаясь в причины вещей в поисках кирпичиков мироздания ученые обнаружили, что атом, казавшийся незыблемой основой твердого мира, совсем не конец. Внутри атома скрывается множество частиц, зачастую ставящих в тупик характером и закономерностями своих проявлений. Квантовая нелокальность, по сути отрицающая привычные причинно-следственные связи, интерференция фотонов, показывающая, что частица ведет себя, то как частица, то как волна, феномен суперструн… Всё это приводит к мысли, что в основе своей мир представляет не твердое вещество, а процесс, бесконечную вибрацию измерений и энергии.
В середине прошлого века, на основе долгих лет поисков первооснов, великий физик Дэвид Бом сделал предположение, что наш мир представляет из себя два связанных мира: Импликативный и Экспликативный. Экспликативный мир — это привычный нам мир вещей и причинно-следственных связей, мир каузальный. Но есть и другой мир, мир когерентных связей, импликативный мир квантовых состояний. Он представляет из себя запредельное пространство потенциальных вероятностей, множественное пространство вариантов. Вариантов, схлапывающихся в материю и процессы под влиянием импульсов из экспликативного мира, который, в свою очередь, не что иное как отражение или сгусток, накладывающихся друг на друга вероятностей квантового мира.
То есть, с привычным нам твердым миром вещей тут как то всё не алё.
Слово
Тогда может попробуем пойти другим путем? Через само слово, через этимологию? Значение слова реальность. Откуда оно взялось — это слово реальность?
Оно представляет собой аналог европейского realite, realism. Которые в свою очередь — калька с латинского res. Это самое res вводит в постоянный оборот знаменитый картезианец Рене Декарт, автор сакраментального «kogito, ergo sum». Декарт в своей модели мира вводит res kogito и res extenza, вещь мыслящую и вещь протяжению, субъект и объект, обозначая res — всю совокупность реального. Но откуда он взял это res?
Декарт ссылается на Аристотеля. И надут сказать, что это сильный аргумент, великий мыслитель всех времен и народов. Но есть один нюанс, у Аристотеля никакого такого res нет. Потому что Аристотель, ясно дело, писал по-гречески, а res слово латинское. Появляется оно у Декарта благодаря поздним переводам Аристотеля средневековыми философами-схоластами, которые этим словом перевели разные непонятные термины, типа единое, сущее и тп. А вообще-то, в латыни res — это юридический термин, означающий что-то вроде общественного договора, совместного дела. Res publica, restitutio. По этому же принципу были построены и русское слово «вещь» и немецкое «denken». Вещь — это весть, вече, то есть сообщение, процесс решения уполномоченных лиц. То же и в немецком.
Иначе говоря, реальность, в изначальном смысле — это социальный консенсус, общественный договор о правилах и нормах, то есть, представление людей о том как должно быть. А по большому счету — воображение. А если вспомнить, что в квантовой физике частица проявляет себя как частица, только когда наблюдатель проявляет к ней внимание… То тут уж, от воображения не отмахнуться. Конечно, это лишь одна из возможных оптик взгляда на мир, но согласитесь, вполне вероятная.
«Воображение! Без этого качества нельзя быть ни поэтом, ни философом, ни умным человеком, ни мыслящим существом, ни просто человеком. Без него нельзя даже просто быть». Дени Дидро.
А, собственно, почему? Почему без воображения нельзя быть человеком и даже вообще быть? Потому, что наше современное представление о реальности как о мире вещей, которое присутствует у большинства людей в формате фонового знания — лишь один из вариантов представления о мироздании. Причем, не только не самый увлекательный, но и не самый обоснованный.
Опыт интуиции воображения
Прежде чем продолжит разговор, давайте проведем мысленный эксперимент, опыт интеллектуальной интуиции, который в случае успеха, позволит проникнуть за пределы устоявшейся у вас картины мира.
Давайте пофантазируем. Представлять, что всё вокруг нас не существует и это лишь иллюзия — как-то странно, да и не очень мне нравится эта идея. Хотя и возможно. Как говорит та же Черниговская на основе опыта работы в психиатрических клиниках, картина когнитивной активности мозга в случае нормального восприятия и в случае галлюцинацинаторного одинакова. И у человека «по ту сторону» нет никаких шансов объективным способом отличить одно от другого. Но мы всё же пойдем другим путем.
Представьте себе стол. А теперь представьте, что вы показываете стол другу. Что он увидит? Он увидит стол, как некий конкретный предмет, со своими характеристиками, очевидными ему и вам тоже. А если вы покажете стол человеку, в культуре которого нет столов и стульев, ни предметов, ни самой идеи. Что увидит он? Просто изуродованную деревяшку? Или вообще ничего не увидит, а очевидный для вас предмет-стол просто сольется для него в единый ландшафт?
Теперь представьте более фантасмагорическую ситуацию. Прилетают на Землю инопланетяне из другой галактики, какие-нибудь разумные кристаллы размером с дом. У них нет зрения, нет привычных нам чувств, нет полов, общаются они неизвестными импульсами, а мир воспринимают например эхолокацией. Что увидят они (даже не увидят, зрения то нет, а воспримут)? Ну, какие-то малозначительные процессы на поверхности планеты. А может и того меньше: может они и поверхности то не воспримут и она будет для них неотличима от атмосферной среды. Поэзия Пушкина, политика США, идеи либерализма, Роден, смартфоны Apple, увольнение за пьянство с работы Васи Пупкина, гей-парады и восхождение Китая… где это всё?! Для них этого всего не будет. Так чья реальность реальная — наша или их? Представьте себе это, ощутите всем телом!
Или по-другому. Допустим, люди исчезли. Вымерли от вируса мгновенно или еще как-нибудь. Что станет с нашей реальностью? Что станет с домами, машинами, заводами, книгами, картинами? С музыкой, с математикой? Что станет с тем, что мы считаем твердым и само собой разумеющимся в ситуации, когда некому об этом помыслить и поплакать?
То, что есть что-то за пределами нашего разума, у меня лично сомнений не вызывает. Но то, КАК это что-то есть, ЧТО оно значит и ЧЕМ является — исключительно результат нашего коллективного воображения. И даже более того — мы сами, наша идентичность, представление о себе и о других — продукт той же великой инстанции воображения.. Причем всё это очень сильно меняется во времени и пространстве, иногда до неузнаваемости. И ни у одной топики, будь то средневековый католический монах, римский воин, бурятский шаман, американский топ-менеджер, древнерусский крестьянин, иранский жрец Аримана или сам директор советского союза — нет ни единого аргумента (с точки зрения такой глобальной картины, что я изложил) в праве на исключительность картины мира.
Эранос
Мысли о несостоятельности устоявшихся идей о реальности, об ограниченности привычной картины мира в начале 20 века приходят не только физикам. В конце 20-х годов в Европе образуется уникальный по своим целям и составу кружок Эранос. Он возникает вокруг великого Юнга. Но помимо него, туда входит (или так или иначе принимает участие в деятельности) множество мыслителей. Гастон Башляр, Анри Корбен, Мирча Элиаде, Гершом Шолем, Вольфганг Паули, Мартин Бубер, Адольф Портман, Жорж Дюмезиль, Клод Леви-Стросс и многие другие.
Они поставили себе глобальную задачу: отойти от привычной модели прямолинейного европо- и лого-центризма и проанализировать не Мифос через Логос, а Логос через Мифос. То есть, принять огромное многообразие мифологических представлений разных культур и времен, а также разных состояний сознания всерьез, как важнейшей части нашей жизни, оказывающей влияние на нее не меньшее (а может и большее), чем рацио и современная естественная наука.
На рубеже 19-20 веков Эмиль Дюркгейм, один из родоначальников социологии, пришел к выводу, что общество, представляет собой особый организм, не сводимый к сумме своих членов. Конечно общество состоит из людей, но совокупными характеристиками отдельных индивидов оно не исчерпывается и не объясняется. Дюркгейм вводит понятие коллективного сознания, некой надличностной инстанции, обладающей своими целями, логикой и структурой. В свою очередь Карл Густав Юнг открывает мир коллективного бессознательного, представляющего собой глубинный уровень человеческого. Индивидуальное подсознание, которое Фрейд считал конечной инстанцией, в модели Юнга стало лишь точкой доступа в глобальное поле коллективного бессознательного, всеобщее пространство архетипов, мифологических установок и культурных паттернов.
На этой теоретической основе и строилась работа кружка Эранос. Так, например Гастон Башляр, этот рационалист до мозга костей, профессор физики, химии и философии, глава кафедры истории и философии науки университета Сорбонны, в своих исследованиях истории науки и причин появления научных теорий приходит к интересным выводам о зависимости открытий от подсознательных представлений ученых о разных стихиях. Он пишет несколько книг о «грезах вещества»: «Психоанализ огня», «Вода и грёзы», «Воздух и сновидения», «Земля и грёзы о покое», «Земля и грёзы воли», затем обращается к искусству и пишет свою знаменитую «Поэтику пространства».
Эранос
Мысли о несостоятельности устоявшихся идей о реальности, об ограниченности привычной картины мира в начале 20 века приходят не только физикам. В конце 20-х годов в Европе образуется уникальный по своим целям и составу кружок Эранос. Он возникает вокруг великого Юнга. Но помимо него, туда входит (или так или иначе принимает участие в деятельности) множество мыслителей. Гастон Башляр, Анри Корбен, Мирча Элиаде, Гершом Шолем, Вольфганг Паули, Мартин Бубер, Адольф Портман, Жорж Дюмезиль, Клод Леви-Стросс и многие другие.
Они поставили себе глобальную задачу: отойти от привычной модели прямолинейного европо- и лого-центризма и проанализировать не Мифос через Логос, а Логос через Мифос. То есть, принять огромное многообразие мифологических представлений разных культур и времен, а также разных состояний сознания всерьез, как важнейшей части нашей жизни, оказывающей влияние на нее не меньшее (а может и большее), чем рацио и современная естественная наука.
На рубеже 19-20 веков Эмиль Дюркгейм, один из родоначальников социологии, пришел к выводу, что общество, представляет собой особый организм, не сводимый к сумме своих членов. Конечно общество состоит из людей, но совокупными характеристиками отдельных индивидов оно не исчерпывается и не объясняется. Дюркгейм вводит понятие коллективного сознания, некой надличностной инстанции, обладающей своими целями, логикой и структурой. В свою очередь Карл Густав Юнг открывает мир коллективного бессознательного, представляющего собой глубинный уровень человеческого. Индивидуальное подсознание, которое Фрейд считал конечной инстанцией, в модели Юнга стало лишь точкой доступа в глобальное поле коллективного бессознательного, всеобщее пространство архетипов, мифологических установок и культурных паттернов.
На этой теоретической основе и строилась работа кружка Эранос. Так, например Гастон Башляр, этот рационалист до мозга костей, профессор физики, химии и философии, глава кафедры истории и философии науки университета Сорбонны, в своих исследованиях истории науки и причин появления научных теорий приходит к интересным выводам о зависимости открытий от подсознательных представлений ученых о разных стихиях. Он пишет несколько книг о «грезах вещества»: «Психоанализ огня», «Вода и грёзы», «Воздух и сновидения», «Земля и грёзы о покое», «Земля и грёзы воли», затем обращается к искусству и пишет свою знаменитую «Поэтику пространства».
Имажинер
Ученик Башляра (а также Юнга и Корбена) Жильбер Дюран, профессор философии, социологии и антропологии, решает построить на основе всего материала Эранос свою собственную непротиворечивую теорию глобального пространства воображаемого.
Он вводит новое понятие «имажинер», которе становится центральным в его модели мира. l’imaginaire — это одновременно и воображаемое, то что воображается, и воображающий, тот кто воображает, и сам процесс воображения, и способность к воображению как таковая. Всё это вместе — «имажинер», мир воображения.
Устоявшееся со времен Платона представление о воображении кажется Дюран ошибочным. Платон делил процесс человеческого мышления на два типа: эйказия и фантазия. Если представить себе аквариум, через который субъект смотрит на объект, то в случае чистой воды в аквариуме получится чистое и точное восприятие, то есть — эйказия. Если же аквариум наполнен рыбками, водорослями илом и всякой ерундой, замутняющей взгляд, то получится восприятие с искажением — то есть, фантазия. Дюран делает предположение, что это ошибочное представление. На самом деле, нет никаких «запредельных» аквариуму субъекта и объекта, есть только аквариум, сам имажинер. А субъект и объект — не более, чем проекции самого имажинера, результат игры и логики саморазворачивания мира воображения.
Погружаясь в глубины мифологии, истории, антропологии и психологии, Дюран выделяет два режима функционирования имажинера: дневной — диурн и ночной — ноктюрн. Этим режимам имажинера соответствуют три типа мифологических повествований, культурных программ и психологических установок. Диурну принадлежит один -героический тип, а ноктюрну сразу два — драматический и мистический. Кроме того, Дюран, не был бы самим собой, классический европейским рациональным ученым, если бы не нашел нейрофизиологической основы. Он обращается, как ни странно, к советской школе рефлексологии, к трудам Бехтерева и Ухтомского (их идеи доминантных рефлексов до сих пор представляют собой базу для наук о человеке).
Бехтерев и Ухтомский выделили три доминанты, три базовых антропологических рефлекса, которые разворачиваясь в психике ребенка, подчиняют себе все остальные психо-физиологические реакции и установки. Это постуральный рефлекс (reflexus posturalis), дигестивный (reflexus digestivus) и копулятивный (reflexus copulatio). Постуральный рефлекс Дюран кладет в основу диурна, дигестивный — в основу мистического ноктюрна, а копулятивный — в основу драматического ноктюрна.
Диурн
Постуральный рефлекс — это когда ребенок к 6 месяцам пытается сесть, а затем и встать. Это попытка сохранить вертикальное положение тела. Это стремление человека вверх. Для того, чтобы ходить нужен свет, поэтому — это дневной режим. Свет, контраст, черное и белое. Умение и потребность различать, разграничивать всё вокруг себя, отделять мир и его части от себя самого. Вертикаль, свет, полет, страх падения, стрела.
Смерть в режиме дурна воспринимается как зло, как враг, с которым нужно бороться до последней капли крови. Это режим воина, который стремится вверх, к силе, или через войну, или через знания, или через власть. Мечь и скипетр. Потребность всё разделить, разъять, разграничить.
Диурн — пространство героических повествований и мотивов.
Мистический ноктюрн
Дигестивный рефлекс — это доминанта пищеварительной системы. Когда ребенок принимает грудь матери и через еду получает удовольствие и опыт вбирания в себя «другого», опыт единения с матерью и всем миром. Стремление к покою и состоянию пренатальной безмятежности и защищенности. Стремление вернуться в изначальное лоно единения со средой и заботливым нечто. Горизонталь, нераздельное, слитное пространство, мир матерей, матери-земли, великой богини. Это режим единства.
Смерть в режиме мистического ноктюрна воспринимается через эвфимизацию. То есть через отрицание, умаление и полный переход на сторону самой смерти. Смерти нет всё есть жизнь. Смерть — это радость, это покой, это безмятежная нега истинного бытия.
Мистический ноктюрн — пространство «женских», ночных повествований и мотивов.
Драматический ноктюрн
Копулятивный рефлекс — это то, что лежит в основе нашей сексуальности. Но изначально — это ритм. Постукивание ребенка по кроватке, ритмичная игра погремушкой, качание головой и телом. Завораживающий ритм. Жизнь как пульсация, круговорот событий и состояний, вечное возвращение. День и ночь, оно потом снова день; зима и лето, но потом снова зима. Это режим танца, мужчина и женщина, единство и борьба противоположностей, инь и ян. Круг, календарь, возвращение всего на круги своя и опять начало.
Смерть в режиме мистического ноктюрна также воспринимается через эвфимизацию, но не тотальную, а мягкую. Да, говорит драматический ноктюрн, смерть есть и это ужасно, но затем снова будет жизнь. Нельзя остановить круговорот времен. Всему есть место в этом вечном танце богов и вещей — и плохому и хорошему… но потом снова будет и хорошо и плохо.
Драматический ноктюрн — пространство вечного возвращения, драматических, круговых повествований и мотивов.
Погружаясь в историю, мифологию, антропологию и психологию, Дюран обнаружил, что режимы диурна, мистического и драматического ноктюрна удивительным образом показывают, расшифровывают и предсказывают многие аспекты жизни человека, общества и цивилизации. И многие наши представления о том, что, как и почему, раскрываются совершенно с неожиданной стороны. И в этом смысле, наше пренебрежительное и поверхностное современное отношение к мифам, глубинным основам культуры и воображению — мягко говоря ошибочно.
Приведу один пример. Тем более, что он нам близок и немаловажен.
Ученик Башляра (а также Юнга и Корбена) Жильбер Дюран, профессор философии, социологии и антропологии, решает построить на основе всего материала Эранос свою собственную непротиворечивую теорию глобального пространства воображаемого.
Он вводит новое понятие «имажинер», которе становится центральным в его модели мира. l’imaginaire — это одновременно и воображаемое, то что воображается, и воображающий, тот кто воображает, и сам процесс воображения, и способность к воображению как таковая. Всё это вместе — «имажинер», мир воображения.
Устоявшееся со времен Платона представление о воображении кажется Дюран ошибочным. Платон делил процесс человеческого мышления на два типа: эйказия и фантазия. Если представить себе аквариум, через который субъект смотрит на объект, то в случае чистой воды в аквариуме получится чистое и точное восприятие, то есть — эйказия. Если же аквариум наполнен рыбками, водорослями илом и всякой ерундой, замутняющей взгляд, то получится восприятие с искажением — то есть, фантазия. Дюран делает предположение, что это ошибочное представление. На самом деле, нет никаких «запредельных» аквариуму субъекта и объекта, есть только аквариум, сам имажинер. А субъект и объект — не более, чем проекции самого имажинера, результат игры и логики саморазворачивания мира воображения.
Погружаясь в глубины мифологии, истории, антропологии и психологии, Дюран выделяет два режима функционирования имажинера: дневной — диурн и ночной — ноктюрн. Этим режимам имажинера соответствуют три типа мифологических повествований, культурных программ и психологических установок. Диурну принадлежит один -героический тип, а ноктюрну сразу два — драматический и мистический. Кроме того, Дюран, не был бы самим собой, классический европейским рациональным ученым, если бы не нашел нейрофизиологической основы. Он обращается, как ни странно, к советской школе рефлексологии, к трудам Бехтерева и Ухтомского (их идеи доминантных рефлексов до сих пор представляют собой базу для наук о человеке).
Бехтерев и Ухтомский выделили три доминанты, три базовых антропологических рефлекса, которые разворачиваясь в психике ребенка, подчиняют себе все остальные психо-физиологические реакции и установки. Это постуральный рефлекс (reflexus posturalis), дигестивный (reflexus digestivus) и копулятивный (reflexus copulatio). Постуральный рефлекс Дюран кладет в основу диурна, дигестивный — в основу мистического ноктюрна, а копулятивный — в основу драматического ноктюрна.
Диурн
Постуральный рефлекс — это когда ребенок к 6 месяцам пытается сесть, а затем и встать. Это попытка сохранить вертикальное положение тела. Это стремление человека вверх. Для того, чтобы ходить нужен свет, поэтому — это дневной режим. Свет, контраст, черное и белое. Умение и потребность различать, разграничивать всё вокруг себя, отделять мир и его части от себя самого. Вертикаль, свет, полет, страх падения, стрела.
Смерть в режиме дурна воспринимается как зло, как враг, с которым нужно бороться до последней капли крови. Это режим воина, который стремится вверх, к силе, или через войну, или через знания, или через власть. Мечь и скипетр. Потребность всё разделить, разъять, разграничить.
Диурн — пространство героических повествований и мотивов.
Мистический ноктюрн
Дигестивный рефлекс — это доминанта пищеварительной системы. Когда ребенок принимает грудь матери и через еду получает удовольствие и опыт вбирания в себя «другого», опыт единения с матерью и всем миром. Стремление к покою и состоянию пренатальной безмятежности и защищенности. Стремление вернуться в изначальное лоно единения со средой и заботливым нечто. Горизонталь, нераздельное, слитное пространство, мир матерей, матери-земли, великой богини. Это режим единства.
Смерть в режиме мистического ноктюрна воспринимается через эвфимизацию. То есть через отрицание, умаление и полный переход на сторону самой смерти. Смерти нет всё есть жизнь. Смерть — это радость, это покой, это безмятежная нега истинного бытия.
Мистический ноктюрн — пространство «женских», ночных повествований и мотивов.
Драматический ноктюрн
Копулятивный рефлекс — это то, что лежит в основе нашей сексуальности. Но изначально — это ритм. Постукивание ребенка по кроватке, ритмичная игра погремушкой, качание головой и телом. Завораживающий ритм. Жизнь как пульсация, круговорот событий и состояний, вечное возвращение. День и ночь, оно потом снова день; зима и лето, но потом снова зима. Это режим танца, мужчина и женщина, единство и борьба противоположностей, инь и ян. Круг, календарь, возвращение всего на круги своя и опять начало.
Смерть в режиме мистического ноктюрна также воспринимается через эвфимизацию, но не тотальную, а мягкую. Да, говорит драматический ноктюрн, смерть есть и это ужасно, но затем снова будет жизнь. Нельзя остановить круговорот времен. Всему есть место в этом вечном танце богов и вещей — и плохому и хорошему… но потом снова будет и хорошо и плохо.
Драматический ноктюрн — пространство вечного возвращения, драматических, круговых повествований и мотивов.
Погружаясь в историю, мифологию, антропологию и психологию, Дюран обнаружил, что режимы диурна, мистического и драматического ноктюрна удивительным образом показывают, расшифровывают и предсказывают многие аспекты жизни человека, общества и цивилизации. И многие наши представления о том, что, как и почему, раскрываются совершенно с неожиданной стороны. И в этом смысле, наше пренебрежительное и поверхностное современное отношение к мифам, глубинным основам культуры и воображению — мягко говоря ошибочно.
Приведу один пример. Тем более, что он нам близок и немаловажен.
Миф о Прометее
Европейское Новое время. Оно начинается примерном 16-17 веке. Реформация, Просвещение, вспыхнувшие на основе Итальянского и Северного Возрождение. Это время становления и триумфа европейского подержан, как глобальной общественной парадигмы. В центр мировоззрения помещается человек. Как говорится, человек мера всех вещей. Гуманизм, свобода, равенство, вера в науку, знания и принципиальную познаваемость мира. А самое главное, идея прогресса, как поступательного развития в сторону светлого будущего.
Естественно, что в это время становится популярным миф о Прометее, и в культурной сфере и среди ученых и мыслителей. Ну, ясное дело, энергичный Прометей против воли богов дарит людям огонь, знания и развитие, то есть светлое будущее. Это всё очень сочеталось с основными идеями модерна. Но, когда стали исследовать этот миф, обнаружили, что это не вся история.
Дело в том, что миф о Прометее — это классический миф драматического ноктюрна, а значит должна быть вторая половина круга. И действительно. У Прометея был брат, звали его Эпиметей (Прометей по-гречески — мысль вперед, Эпиметей — мысль назад). Да и Прометей не бог, а титан, дитя бездны, по каким-то причинам все время стремившийся в мир дурна, в мир солярных богов. Когда Прометей подарил в нарушении воли богов людям огонь, он еще и обманул олимпийцев. Подсунул им в качестве традиционных подношений от людей за справедливый миропорядок всякую требуху и мусор. Естественно, Прометей был наказан и низвергнут. Но вместе с ним были наказаны и люди. Через женщину, Пандору, со своим ящиком несчастий. А открыл ящик Эпиметей. И на людей обрушились беды, несчастья и болезни.
Если посмотреть на историю, ну так со стороны, то мы увидим, что своего апогея модерн достигает в 19 веке. Но уже к концу века начинают образовываться критика и сомнения. Появляются так называемые философы подозрения, Маркс, Фрейд и Ницше. Тот же Ницше провозгласил смерть Бога и, пока вокруг все хихикали или возмущались, Ницше, от ужаса сказанного и понятого сошел с ума и умер в 1900 году, в самом преддверии наступающего 20 века. Века, который назовут веком Ницше. Хрестоматийная фраза Ницше обычно звучит неполной, ведь он сказал: Бог умер. И добавил: это мы убили его, вы и я. Великий немецкий поэт предсказал все основные беды двадцатого столетия, реки крови, разрушение ценностей, душевную пустоту, падение авторитетов и чудовищные политические режимы.
Две мировые войны, сотни миллионов погибших, разрушение института семьи, утрата всеобщих ценностей и размывание авторитетов, европейский нигилизм и засилие массовой мусорной культуры. Сложно сказать, что Ницше был неправ.
Германия. Этот оплот европейской культуры. Страна, которая казалось бы давно и бесповоротно стала на путь гуманистичной рациональности и светлого будущего. Родина великих поэтов, мыслителей и музыкантов: Бах, Бетховен, Моцарт, Штраусс, Шопен, Гайдн, Гете, Шиллер, Гельдерлин, Кант, Гегель, Шеллинг, Новалис, Фейербах, Шопенгауэр, Шлегель. И вдруг, в 30-х годах 20 века к власти приходит Гитлер и страна погружается в пучину безумия. Миллионы замученных и сожженных в лагерях, восстановление культа кровавого древнего бога войны Вотана. Как это возможно?! Как это возможно с точки зрения модерна и идеи о гуманизме и прогрессе?
Оказалось возможно. Тот же Юнг на основе своей психоаналитической практики и анализа бессознательного своих немецких пациентов в середине 20-х предупреждай о том, что грядет что-то страшное, что поднимаются глубинные древние слои психики. Но его никто не слушал. Прометей был повержен, а на его место приходит Эпиметей и открывает ящик Пандоры. Как вам такая включённость мифа в нашу жизнь?
Конечно, это лишь одна из возможных оптик. И я все не призываю вас отречься от рациональности и кинуться в дешевый мистицизм и эзотерику. Тем более, что в большинстве случаем это еще более глупо, чем банальная прямолинейная рациональность. Я просто хотел донести три основных мысли.
И если мы, современные люди, будем более внимательны к мифам и к искусству, то мы не только расширим свою картину мира, не только сможем лучше понимать, то что происходит, других людей, себя. Но и возможно станем ближе к реальности, к тому что есть, даже если этого «есть» — на самом деле и нет.
Европейское Новое время. Оно начинается примерном 16-17 веке. Реформация, Просвещение, вспыхнувшие на основе Итальянского и Северного Возрождение. Это время становления и триумфа европейского подержан, как глобальной общественной парадигмы. В центр мировоззрения помещается человек. Как говорится, человек мера всех вещей. Гуманизм, свобода, равенство, вера в науку, знания и принципиальную познаваемость мира. А самое главное, идея прогресса, как поступательного развития в сторону светлого будущего.
Естественно, что в это время становится популярным миф о Прометее, и в культурной сфере и среди ученых и мыслителей. Ну, ясное дело, энергичный Прометей против воли богов дарит людям огонь, знания и развитие, то есть светлое будущее. Это всё очень сочеталось с основными идеями модерна. Но, когда стали исследовать этот миф, обнаружили, что это не вся история.
Дело в том, что миф о Прометее — это классический миф драматического ноктюрна, а значит должна быть вторая половина круга. И действительно. У Прометея был брат, звали его Эпиметей (Прометей по-гречески — мысль вперед, Эпиметей — мысль назад). Да и Прометей не бог, а титан, дитя бездны, по каким-то причинам все время стремившийся в мир дурна, в мир солярных богов. Когда Прометей подарил в нарушении воли богов людям огонь, он еще и обманул олимпийцев. Подсунул им в качестве традиционных подношений от людей за справедливый миропорядок всякую требуху и мусор. Естественно, Прометей был наказан и низвергнут. Но вместе с ним были наказаны и люди. Через женщину, Пандору, со своим ящиком несчастий. А открыл ящик Эпиметей. И на людей обрушились беды, несчастья и болезни.
Если посмотреть на историю, ну так со стороны, то мы увидим, что своего апогея модерн достигает в 19 веке. Но уже к концу века начинают образовываться критика и сомнения. Появляются так называемые философы подозрения, Маркс, Фрейд и Ницше. Тот же Ницше провозгласил смерть Бога и, пока вокруг все хихикали или возмущались, Ницше, от ужаса сказанного и понятого сошел с ума и умер в 1900 году, в самом преддверии наступающего 20 века. Века, который назовут веком Ницше. Хрестоматийная фраза Ницше обычно звучит неполной, ведь он сказал: Бог умер. И добавил: это мы убили его, вы и я. Великий немецкий поэт предсказал все основные беды двадцатого столетия, реки крови, разрушение ценностей, душевную пустоту, падение авторитетов и чудовищные политические режимы.
Две мировые войны, сотни миллионов погибших, разрушение института семьи, утрата всеобщих ценностей и размывание авторитетов, европейский нигилизм и засилие массовой мусорной культуры. Сложно сказать, что Ницше был неправ.
Германия. Этот оплот европейской культуры. Страна, которая казалось бы давно и бесповоротно стала на путь гуманистичной рациональности и светлого будущего. Родина великих поэтов, мыслителей и музыкантов: Бах, Бетховен, Моцарт, Штраусс, Шопен, Гайдн, Гете, Шиллер, Гельдерлин, Кант, Гегель, Шеллинг, Новалис, Фейербах, Шопенгауэр, Шлегель. И вдруг, в 30-х годах 20 века к власти приходит Гитлер и страна погружается в пучину безумия. Миллионы замученных и сожженных в лагерях, восстановление культа кровавого древнего бога войны Вотана. Как это возможно?! Как это возможно с точки зрения модерна и идеи о гуманизме и прогрессе?
Оказалось возможно. Тот же Юнг на основе своей психоаналитической практики и анализа бессознательного своих немецких пациентов в середине 20-х предупреждай о том, что грядет что-то страшное, что поднимаются глубинные древние слои психики. Но его никто не слушал. Прометей был повержен, а на его место приходит Эпиметей и открывает ящик Пандоры. Как вам такая включённость мифа в нашу жизнь?
Конечно, это лишь одна из возможных оптик. И я все не призываю вас отречься от рациональности и кинуться в дешевый мистицизм и эзотерику. Тем более, что в большинстве случаем это еще более глупо, чем банальная прямолинейная рациональность. Я просто хотел донести три основных мысли.
- Миф никуда не делся. И эта штука гораздо более серьезна, чем кажется. Просто ушёл в подполье, в коллективное бессознательное. Если раньше ткань мифа была видна, как одежды на человеке, то сегодня она не истлела под влиянием времени, а просто превратилась в самою кожу современного человека.
- Миф, воображение и фантазия — не суеверие и недостаток знаний заблудшего в своем невежестве дикаря или персонажа иной культуры. Это просто иной взгляд на мир. Не хуже, возможно и не лучше нашего… а просто другой.
- Искусство — доступ в этот мир. Образный алфавит. Сгусток имажинера. По аналогии с долговременной памятью человека, которая по сути формирует нашу индивидуальную идентичность, искусство — это коллективная идентичность человечества, наша общая долговременная память.
И если мы, современные люди, будем более внимательны к мифам и к искусству, то мы не только расширим свою картину мира, не только сможем лучше понимать, то что происходит, других людей, себя. Но и возможно станем ближе к реальности, к тому что есть, даже если этого «есть» — на самом деле и нет.
